Хо-хо, ну если мне можно немножко пошалить. (с)
Народ! Мне тут надарили прекрасного! Спешу поделится!
Чудо с желтыми глазами и чуткими ушами и Марго Ивановна надарили мне столько всего!
Теперь у меня есть стих!
Говорят, что твои цвета признаки саморазрушения
Скажи, зачем ты убиваешь других, силясь что-то всем доказать?
Но я вижу в тебе только жажду, попытки к спасению
И попытки мне что-то сказать...Говорят, что твои цвета признаки саморазрушения
Скажи, зачем ты убиваешь других, силясь что-то всем доказать?
Но я вижу в тебе только жажду, попытки к спасению
И попытки мне что-то сказать.
Что-то вроде: «Не надо меня спасать».
Девочка, поубавь свою силу, резвость и прыть
Ты же действуешь на меня хуже любой высоты
Не существует древней магии,
Что была бы способна меня убить
Так почему же все еще можешь ты?
Ты еще не раз придешь ко мне со своей бедой,
Со своей войной
Принося с собой синее небо и в нем горящие самолеты
Я буду ждать тебя крепким морозом,
Мутной речной водой
Я жду тебя. Я знаю, кто ты.
Я могу представить себе, как ты смеешься громко,
Забираешься ледяными пальцами за ворот майки
Проводишь линии у ремня,
По самой кромке
У меня от тебя срывает крышу и
Сносит гайки.
Успокой свое безразмерное, дикое эго
Прекрати говорить о том, что такое убийственный страх
Лучше расскажи мне шепотом о том, что видит небо
Когда спит у тебя в глазах.
Неужели думаешь, что можно так легко простить
То, как ты бессовестно захватываешь мою территорию.
Расскажи, как мне тебя разлюбить
И если ты для меня не любовь, то, по крайней мере,
Ее аллегория.
И у нас не будет никаких «долго и счастливо»
Никаких «вечно любя»
Нас не спасет ни магия, никакая древняя сила
В итоге, мы утонем с тобой в океане огня
Ядерного взрыва.
И драббл!
~~~~~
- Ванечка! – кричит Наталья и кидается к брату. В ней столько наигранной фальши, что Людвиг начинает тошнить. Волосы Наташи бьют Ивана по лицу, когда она виснет у брата на шее. Людвиг повторяет странное прозвище, бесшумно, одними губами:
- Ванечка.
Гилберт бросает на нее удивленный взгляд, но ничего не говорит. Людвиг убирает прядь светлых волос, наблюдая за объятиями семьи Ивана. Ольга тоже обнимает его, говоря что-то, наверняка отчитывая. Иван поднимает взгляд и смотрит на Людвиг. Словно между ними не стоит весь анклав Европы и Азии. Словно нет между ними войны, убеждений и границ. Людвиг долго смотрит в глаза ему и отчетливо произносит одними губами:
- Ванечка…
Россия улыбается ей через всю комнату.
Гилберт говорит Людвиг:
- Не вздумай.
- Не вздумай что?
Родерих и Феличиано удивленно смотрят на них.
- Ты знаешь, - многозначительно говорит Гилберт. Он смотрит на Людвиг внимательно темными глазами, которые кажутся больше из-за его очков. Людвиг отпивает пиво из бутылки, ставит ее на стол – на специальную подставку, ровно по центру – и пожимает плечами. Феличиано смотрит на них с любопытством, переводит взгляд с одного на другого, словно ждет, пока кто-то из них признается, объяснит, что происходит.
Людвиг молчит, склоняясь над картой.
Гилберт поворачивает голову к Феличиано и произносит шепотом так, чтобы Людвиг ничего не заметила:
- Россия.
Италия картинно закатывает глаза.
Иван кусает ярко-зеленый бок яблока с громким хрустом, и Франциск морщится, чувствуя на языке кислый вкус. Людвиг, сидящая на противоположном конце стола, улыбается.
- Так вот почему от него всегда пахнет яблоками! – смеется Антонио на ухо Элизабете. Та фыркает немного раздраженно. Переговоры вновь уходят в сторону, совсем не туда, куда нужно.
Когда Пруссия и Англия вновь начинают ругаться, пусть и по теме, Франциск наклоняется к Ивану и тихо говорит:
- Бог покарает вас, если вы…
Но замолкает, так и не закончив.
Альфред злится, ходит кругами по собственному кабинету, чем безмерно раздражает Артура.
- Ты можешь просто успокоится?
- Нет! – огрызается Америка, - Я не могу успокоиться! Меня корежит от одной мысли, что Россия будет вместе с Германией… Что они…
- Не будет никаких России и Германии, - спокойно говорит Артур, - Не будет никакого Ивана и Людвиг. Поверь мне. Однажды мы уже стравили их, значит, сможем сделать это еще раз.
Альфред резко останавливается посреди комнаты, оборачивается, и Артур видит, как у него некрасиво дергаются губы.
- А что, если нет?
Артур передергивает плечами. Это тот самый вопрос, ответ на который он совершенно точно знать не хочет.
Когда Иван подходит к Людвиг и предлагает потанцевать, остальные смотрят на них во все глаза. Франциск ухмыляется снисходительно уголком губ и говорит вслух:
- Они так плохо смотрятся вместе…
Все согласны с ним. Оба светловолосые, словно выцветшие, высокие и худые, они кажутся двумя глиняными статуэтками людей, с вытянутыми шеями, руками и ногами. Платье на Людвиг слишком строгое, слишком сдержанное «для ее данных», как выражается Артур, серебристое – совсем не ее цвет, как замечает Монако – и слишком уж простое для ее положения. Россия и Германия теряются, растворяются в танцующих, в декорациях и слишком броских и вычурных украшениях зала.
- И что в них такого особенного? – со скукой в голосе осведомляется Швейцария. Ему никто не отвечает, делая вид, что, и правда, ничего особенного.
Иван обнимает Людвиг осторожно, касаясь пальцами выпирающих лопаток, и говорит ей:
- У тебя красивые глаза.
Людвиг фыркает, раздраженно и обиженно:
- Ты ведь в курсе, что девушкам говорят о глазах, когда больше не о чем сделать комплимент?
Иван наклоняется к ее уху и тихо произносит, даже не замечая ее недовольных слов:
- Твои глаза похожи на небо над моей Москвой и твои горящие самолеты в нем.
Людвиг улыбается.
Дождь на темных улицах одного из забытых богом немецких городов застает Ивана врасплох. Волосы мгновенно промокают, и холодные дождевые капли скатываются ему за ворот майки. Он спешит к темному зданию с покосившейся вывеской «Lichtspielhaus» на облезлой кирпичной стене. Иван входит внутрь и идет к единственной приоткрытой двери, из-под которой неясными, рваными вспышками пробивается свет.
Людвиг сидит на одном из кресел первого ряда, перед огромным экраном и заворожено смотрит на экран. Там, на экране, инопланетными ядовитыми цветами поднимаются грибы ядерных взрывов. Черно-белые хроники сменяются цветными, окрашивая светлую кожу девушки в некрасивые неестественные цвета красного и оранжевого. Людвиг сидит в кресле расслаблено, и ее выражения лица нравится Ивану. С таким лицом нужно смотреть любовные мелодрамы или военные драмы, а потом плакать от нахлынувшего счастья, что такие истории случаются в жизни, но, к счастью, не с тобой. Иван подходит к нем, касаясь бархатной обивки кресел, наклоняется и целует ее в макушку, чувствуя запах ее волос. Людвиг пахнет молоком, хмелем и медом. Раньше он думал, что она будет пахнуть металлом, порохом и бензином. Иван молчит, тоже смотрит на экран, наблюдая за тем, как расходится в разные стороны дым, теряет очертания столб и шляпка.
- Ты когда-нибудь, - тихо спрашивает Людвиг, - видел что-нибудь столь же прекрасное и разрушительное?
Иван усмехается и тихо отвечает, глядя прямо на нее:
- Да.
Гилберт сидит на кухне и ждет сестру. Людвиг возвращается в середине ночи, когда небо становится темным, покрытое мелкой россыпью звезд. Людвиг входит в их дом, еле слышно ступая, скидывает туфли и уже собирается пройти мимо, но замечает свет. Гилберт понимается, когда она входит в комнату, в своем строгом сером платье, заставляющем ее лицо выцвести, оставив лишь глаза гореть каким-то лихорадочным светом.
- Почему ты еще не спишь? – спрашивает она. Гилберт молчит, наблюдая за тем, как один из коротких, обрезанных локонов падает ей на лицо, и она, безмерно грациозным жестом отбрасывает ее. Такая Людвиг завораживает его. Гилберт хочет спросить:
«Скажи, что ничего не происходит. Скажи, что ничего плохого с нами не случится. Скажи, что с нами не случится России…»
Но Гилберт молчит. Он хватает Людвиг за плечи и тянет на себя, обнимая, прижимая к себе. Ему хочется совсем не по-мужски заплакать.
От Людвиг, от его любимой младшей сестры, удушающе, одурительно остро пахнет яблоками.
Иван смотрит вверх, задрав голову. Небо над Москвой сегодня ярко синее, искусственное, каким его часто рисуют дети, но сегодня оно все в белых и черных росчерках падающих и пикирующих немецких самолетов. Иван смотрит в небо и улыбается:
- Здравствуй, Людвиг.
И даже клип!
И все по пейрингу Россия/фем!Германия!
Чудо с желтыми глазами и чуткими ушами и Марго Ивановна надарили мне столько всего!
Теперь у меня есть стих!
Говорят, что твои цвета признаки саморазрушения
Скажи, зачем ты убиваешь других, силясь что-то всем доказать?
Но я вижу в тебе только жажду, попытки к спасению
И попытки мне что-то сказать...Говорят, что твои цвета признаки саморазрушения
Скажи, зачем ты убиваешь других, силясь что-то всем доказать?
Но я вижу в тебе только жажду, попытки к спасению
И попытки мне что-то сказать.
Что-то вроде: «Не надо меня спасать».
Девочка, поубавь свою силу, резвость и прыть
Ты же действуешь на меня хуже любой высоты
Не существует древней магии,
Что была бы способна меня убить
Так почему же все еще можешь ты?
Ты еще не раз придешь ко мне со своей бедой,
Со своей войной
Принося с собой синее небо и в нем горящие самолеты
Я буду ждать тебя крепким морозом,
Мутной речной водой
Я жду тебя. Я знаю, кто ты.
Я могу представить себе, как ты смеешься громко,
Забираешься ледяными пальцами за ворот майки
Проводишь линии у ремня,
По самой кромке
У меня от тебя срывает крышу и
Сносит гайки.
Успокой свое безразмерное, дикое эго
Прекрати говорить о том, что такое убийственный страх
Лучше расскажи мне шепотом о том, что видит небо
Когда спит у тебя в глазах.
Неужели думаешь, что можно так легко простить
То, как ты бессовестно захватываешь мою территорию.
Расскажи, как мне тебя разлюбить
И если ты для меня не любовь, то, по крайней мере,
Ее аллегория.
И у нас не будет никаких «долго и счастливо»
Никаких «вечно любя»
Нас не спасет ни магия, никакая древняя сила
В итоге, мы утонем с тобой в океане огня
Ядерного взрыва.
И драббл!
~~~~~
- Ванечка! – кричит Наталья и кидается к брату. В ней столько наигранной фальши, что Людвиг начинает тошнить. Волосы Наташи бьют Ивана по лицу, когда она виснет у брата на шее. Людвиг повторяет странное прозвище, бесшумно, одними губами:
- Ванечка.
Гилберт бросает на нее удивленный взгляд, но ничего не говорит. Людвиг убирает прядь светлых волос, наблюдая за объятиями семьи Ивана. Ольга тоже обнимает его, говоря что-то, наверняка отчитывая. Иван поднимает взгляд и смотрит на Людвиг. Словно между ними не стоит весь анклав Европы и Азии. Словно нет между ними войны, убеждений и границ. Людвиг долго смотрит в глаза ему и отчетливо произносит одними губами:
- Ванечка…
Россия улыбается ей через всю комнату.
Гилберт говорит Людвиг:
- Не вздумай.
- Не вздумай что?
Родерих и Феличиано удивленно смотрят на них.
- Ты знаешь, - многозначительно говорит Гилберт. Он смотрит на Людвиг внимательно темными глазами, которые кажутся больше из-за его очков. Людвиг отпивает пиво из бутылки, ставит ее на стол – на специальную подставку, ровно по центру – и пожимает плечами. Феличиано смотрит на них с любопытством, переводит взгляд с одного на другого, словно ждет, пока кто-то из них признается, объяснит, что происходит.
Людвиг молчит, склоняясь над картой.
Гилберт поворачивает голову к Феличиано и произносит шепотом так, чтобы Людвиг ничего не заметила:
- Россия.
Италия картинно закатывает глаза.
Иван кусает ярко-зеленый бок яблока с громким хрустом, и Франциск морщится, чувствуя на языке кислый вкус. Людвиг, сидящая на противоположном конце стола, улыбается.
- Так вот почему от него всегда пахнет яблоками! – смеется Антонио на ухо Элизабете. Та фыркает немного раздраженно. Переговоры вновь уходят в сторону, совсем не туда, куда нужно.
Когда Пруссия и Англия вновь начинают ругаться, пусть и по теме, Франциск наклоняется к Ивану и тихо говорит:
- Бог покарает вас, если вы…
Но замолкает, так и не закончив.
Альфред злится, ходит кругами по собственному кабинету, чем безмерно раздражает Артура.
- Ты можешь просто успокоится?
- Нет! – огрызается Америка, - Я не могу успокоиться! Меня корежит от одной мысли, что Россия будет вместе с Германией… Что они…
- Не будет никаких России и Германии, - спокойно говорит Артур, - Не будет никакого Ивана и Людвиг. Поверь мне. Однажды мы уже стравили их, значит, сможем сделать это еще раз.
Альфред резко останавливается посреди комнаты, оборачивается, и Артур видит, как у него некрасиво дергаются губы.
- А что, если нет?
Артур передергивает плечами. Это тот самый вопрос, ответ на который он совершенно точно знать не хочет.
Когда Иван подходит к Людвиг и предлагает потанцевать, остальные смотрят на них во все глаза. Франциск ухмыляется снисходительно уголком губ и говорит вслух:
- Они так плохо смотрятся вместе…
Все согласны с ним. Оба светловолосые, словно выцветшие, высокие и худые, они кажутся двумя глиняными статуэтками людей, с вытянутыми шеями, руками и ногами. Платье на Людвиг слишком строгое, слишком сдержанное «для ее данных», как выражается Артур, серебристое – совсем не ее цвет, как замечает Монако – и слишком уж простое для ее положения. Россия и Германия теряются, растворяются в танцующих, в декорациях и слишком броских и вычурных украшениях зала.
- И что в них такого особенного? – со скукой в голосе осведомляется Швейцария. Ему никто не отвечает, делая вид, что, и правда, ничего особенного.
Иван обнимает Людвиг осторожно, касаясь пальцами выпирающих лопаток, и говорит ей:
- У тебя красивые глаза.
Людвиг фыркает, раздраженно и обиженно:
- Ты ведь в курсе, что девушкам говорят о глазах, когда больше не о чем сделать комплимент?
Иван наклоняется к ее уху и тихо произносит, даже не замечая ее недовольных слов:
- Твои глаза похожи на небо над моей Москвой и твои горящие самолеты в нем.
Людвиг улыбается.
Дождь на темных улицах одного из забытых богом немецких городов застает Ивана врасплох. Волосы мгновенно промокают, и холодные дождевые капли скатываются ему за ворот майки. Он спешит к темному зданию с покосившейся вывеской «Lichtspielhaus» на облезлой кирпичной стене. Иван входит внутрь и идет к единственной приоткрытой двери, из-под которой неясными, рваными вспышками пробивается свет.
Людвиг сидит на одном из кресел первого ряда, перед огромным экраном и заворожено смотрит на экран. Там, на экране, инопланетными ядовитыми цветами поднимаются грибы ядерных взрывов. Черно-белые хроники сменяются цветными, окрашивая светлую кожу девушки в некрасивые неестественные цвета красного и оранжевого. Людвиг сидит в кресле расслаблено, и ее выражения лица нравится Ивану. С таким лицом нужно смотреть любовные мелодрамы или военные драмы, а потом плакать от нахлынувшего счастья, что такие истории случаются в жизни, но, к счастью, не с тобой. Иван подходит к нем, касаясь бархатной обивки кресел, наклоняется и целует ее в макушку, чувствуя запах ее волос. Людвиг пахнет молоком, хмелем и медом. Раньше он думал, что она будет пахнуть металлом, порохом и бензином. Иван молчит, тоже смотрит на экран, наблюдая за тем, как расходится в разные стороны дым, теряет очертания столб и шляпка.
- Ты когда-нибудь, - тихо спрашивает Людвиг, - видел что-нибудь столь же прекрасное и разрушительное?
Иван усмехается и тихо отвечает, глядя прямо на нее:
- Да.
Гилберт сидит на кухне и ждет сестру. Людвиг возвращается в середине ночи, когда небо становится темным, покрытое мелкой россыпью звезд. Людвиг входит в их дом, еле слышно ступая, скидывает туфли и уже собирается пройти мимо, но замечает свет. Гилберт понимается, когда она входит в комнату, в своем строгом сером платье, заставляющем ее лицо выцвести, оставив лишь глаза гореть каким-то лихорадочным светом.
- Почему ты еще не спишь? – спрашивает она. Гилберт молчит, наблюдая за тем, как один из коротких, обрезанных локонов падает ей на лицо, и она, безмерно грациозным жестом отбрасывает ее. Такая Людвиг завораживает его. Гилберт хочет спросить:
«Скажи, что ничего не происходит. Скажи, что ничего плохого с нами не случится. Скажи, что с нами не случится России…»
Но Гилберт молчит. Он хватает Людвиг за плечи и тянет на себя, обнимая, прижимая к себе. Ему хочется совсем не по-мужски заплакать.
От Людвиг, от его любимой младшей сестры, удушающе, одурительно остро пахнет яблоками.
Иван смотрит вверх, задрав голову. Небо над Москвой сегодня ярко синее, искусственное, каким его часто рисуют дети, но сегодня оно все в белых и черных росчерках падающих и пикирующих немецких самолетов. Иван смотрит в небо и улыбается:
- Здравствуй, Людвиг.
И даже клип!
И все по пейрингу Россия/фем!Германия!